– Я половину камер в этом городе устанавливал. Есть подвязки. А там – дело техники.
– Ясно. Спасибо большое еще раз. И извини, что так поздно побеспокоила. Ты, наверное, уже спал.
– Я, Вик, находился в процессе выяснения отношений со своей женщиной. Не ты одна сегодня решила выложить карты на стол.
Сердце обжигает приливом крови. Кажется, оно разбухает, становится больше и больше… Расширяясь до предела своих возможностей.
– Она… выставила тебе ультиматум, да?
– Этот вопрос я улажу, тебе достаточно знать, что мое решение не изменилось.
– Даже если вы из-за этого расстанетесь?
– Не расстанемся. Я этого просто не допущу. Спокойной ночи, Вик.
– Спокойной ночи, – шепчу в ответ, а в ушах эхом прокатывается «я этого не допущу». Такое уверенное. Безальтернативное… Будто иного варианта он и впрямь для себя не представляет. Вика-Вика, ну и что теперь, а? А ничего. Я же знала, что это не будет легко. И сейчас просто в том убедилась. Ничего страшного. Как-то прорвусь. Таких моментов еще будет масса.
Затолкав поглубже скребущую боль, набираю Юле сообщение:
«Валеру нашли в одном из баров. Домой проводят. Не волнуйся».
«Слава богу! Спасибо, Вик. Я тут места себе не находила».
«Все будет хорошо».
«Обязательно», – соглашается Юля, подмигивая мне смайлом. Вот у кого стоит брать пример. Мне бы ее оптимизм.
Вымотанная минувшим днем подчистую, бреду в спальню. Валеркина домашняя футболка брошена в кресле и наверняка, если осмотреться, в моей квартире запросто можно найти еще немало его вещей. Но я не стану просить их забрать. Думаю, нам вообще лучше пока не видеться. Сложив аккуратно футболку, ныряю под одеяло. Уже давно пора спать, а уборкой можно заняться и утром. Не так уж сильно мое желание выкорчевать любые напоминания о нашем с Валерой прошлом. Наверное, такое желание возникает, лишь когда остаются чувства, неизбежно трансформирующиеся в обиду при расставании. У меня же никаких особенных эмоций нет. Лишь теплота и благодарность за то, что было. Уверена, Валера не поймет этих чувств. И не захочет их принять. Я не питаю иллюзий – у нас не получится остаться друзьями, как бы мне того не хотелось. Валера слишком категоричен для этого. И может, так даже лучше. Оборвать, чтобы не оставить себе надежды на то, что, возможно, все еще будет.
Можно смело сказать, что я засыпаю с кристально чистой совестью. Если не по отношению к Лене, то по отношению к Валере – так точно. Утром встаю пораньше с удивительно свежей головой. Принимаю назначенные препараты. И даже не ленюсь пожарить яичницу, хотя обычно не заморачиваюсь с готовкой, когда одна. На работу закономерно опаздываю. Что, впрочем, могу себе иногда позволить. Начальник я, или нет?!
А войдя в приемную, застываю как вкопанная, потому что меня ждет… Лена. Что ж. Быстро она. Я даже не успела решить, какой тактики придерживаться.
– Доброе утро.
– Доброе? Для кого как. – Она окидывает меня внимательным взглядом. – Мы можем поговорить?
Глава 15
– Присаживайся. Чай? Кофе?
– Не беспокойся. Хорошо тут у тебя, уютно. Ничего ведь, что мы на ты?
– Ничего. Я не настолько тебя старше, Лена.
– Да. Выходит, Мир всегда предпочитал помоложе, – усмехается она почти весело.
Как это прокомментировать – не знаю. Но и выглядеть стервой не хочу. Приход ко мне требовал от Лены изрядного мужества. И я не могу не уважать ее за то, что она не набросилась на меня с обвинениями, а пытается выстроить нормальный диалог. Хотя для меня это здорово все усложняет. Будь она стервой, было бы легче справиться с муками совести.
– Этим грешат многие мужчины.
– Наверное. У меня не слишком большой опыт. Мы с Миром три года вместе, а до этого у меня на уме была лишь учеба.
Три года. Их отношения длятся на год больше, чем наши. Я почему-то совсем к этому не готова. В голове мелькает параноидальная мысль, что она не зря об этом упомянула. Какой бы замечательной девочкой Лена не была, ей хватает женской мудрости действовать тонко. Не удивлюсь, если у нее тоже уже есть план, как не дать мне разрушить их с Миром отношения.
Ловлю ее прямой направленный на меня взгляд.
– Мне жаль, что все так.
Засунь в задницу свою жалость!
– Ничего. Как говорится, дерьмо случается.
– Все равно это несправедливо. В мире рождается столько детей, которые не нужны их родителям, а нормальные женщины вроде тебя страдают.
Чертов Мир! Нет, я понимаю, что он был вынужден объяснить Лене происходящее, но… Как же это унизительно! Пожалуй, еще никогда я так остро не ощущала собственную неполноценность. Которая на фоне со всех сторон идеальной Лены кажется совсем уж карикатурно-утрированной.
Мне хочется заорать, срывая горло: «Что на самом деле несправедливо, то как раз это, Лен!», но вместо этого я довольно миролюбиво замечаю:
– Ну, все не так безнадежно.
– Да, я понимаю. Но и ты пойми, Вик. Мир-то тут при чем? Ты же была с ним. Знаешь, какой он. Тебе не кажется неправильным взваливать на его плечи такой неподъемный груз?
– Я не заставляла его кончать в баночку, Лена. Он сделал это добровольно, вполне осознавая последствия. Скажу больше – он сам это предложил.
– Десять лет назад!
– Ну, как видишь, за десять лет ничего не поменялось.
– Это не так. По меньшей мере, поменялись его чувства. И мотивы поступков. Сейчас в них нет ничего кроме жалости.
– Если так – тебе нечего бояться, правда?
Укол достигает цели. Лена хмурится. Пробегается красивыми тонкими пальцами по пышным волосам, лежащим на ее хрупких плечах волнами.
– Неужели ты правда думаешь, что меня привел к тебе страх? Я, может, тебя разочарую, Вика… Но нет. Я уверена и в Мире, и в наших отношениях.
Надеюсь, мне удается держать лицо. Надеюсь, моя маска вежливой заинтересованности не лопается, как лопается что-то внутри, раня острыми и тонкими, словно стекла битой елочной игрушки, краями.
– Я пришла к тебе, потому что очень его люблю. Мне больно смотреть, как он мечется, загнанный тобой в угол. Мир никогда тебе не покажет слабости, но поверь, решение согласиться далось ему нелегко. Ему пришлось через себя переступить. Не знаю, в курсе ли ты, но по определенным причинам семья для него – не пустой звук. Мир очень ответственно подходит к идее ее создания. А тут приходишь ты и подчистую рушишь все его планы.
Я в курсе, да.
Как же больно от того, что и она, видимо, тоже.
Неужели он и ей рассказал о своем несчастливом детстве?
А ты, Вик, что думала, он только тебе открылся? Думала, ты особенная для него, да, Вика-а-а?
– Папа Мира рано умер. Он очень боится, что будет плохим отцом, потому что не имел достойного примера, – поясняет Лена, неправильно интерпретировав проступившие на моем лице эмоции.
Я прикрываю глаза, испытывая какое-то совершенно ненормальное облегчение. Ничего… Ничего она про него не знает. Да, отец Мира действительно рано умер. Но вовсе не поэтому Мир опасается того, каким отцом будет он сам. Всему виной его отчим. Который бил смертным боем и самого Мира, и его бесхребетную мать, унижал их, запойно пил и в принципе не давал жизни. Ну, и ПТСР, конечно. Куда без него?
– Я не прошу его становиться отцом моему ребенку. Или как-то участвовать в его жизни.
– Ну, кому ты врешь, Вик? Если ты хоть немного знаешь Мира, то не можешь не понимать – он ни за что не сможет остаться в стороне.
– Я ничего не знаю! Десять лет прошло… Сама же говоришь.
– Есть вещи, которые не меняются с течением времени.
– Какой-то бессмысленный разговор, Лен. Были бы у меня варианты, а так… – развожу руками. К счастью, хоть тут мне не приходится изворачиваться – вариантов у меня и впрямь нет. – Взывать к моей совести, боюсь, совершенно бессмысленно. Мир дал согласие, и что бы им ни двигало в этот момент, я просто не в том положении, чтобы отказаться.
– Что ж. Ну, по крайней мере, у меня остается надежда, что из этой затеи ничего не выйдет, – задумчиво протягивает Лена.